Джек не мог понять, для чего ему нужно спрашивать об улице Ерошевского. Но предложение инфосферы не оставляло пространства для размышления. Поэтому он глубоко вздохнул и выпалил:
— Мария Сергеевна, а скажите, пожалуйста, в честь кого назвали улицу Ерошевского?
Наступила тишина. Мария Сергеевна молчала, глядя куда-то в пространство перед собой. Весь класс тоже напряженно молчал. Казалось, даже секундная стрелка на часах над доской замедлила свой бег в ожидании ответа. Наконец Мария Сергеевна заговорила.
— Когда я была маленькой девочкой, я очень любила читать книги. Меня рано научили этой премудрости, и я читала, читала, читала... Родители поначалу радовались, а потом забеспокоиться. Ведь я читала не только днём, но и ночью. Пряталась под одеялом с книгой и фонариком и читала, пока не сядут батарейки. Но и это не всегда меня останавливало. Я читала при свете луны. Как я любила эти лунные ночи! Страницы книг, залитые бледным светом… И как меня ругали мои родители, когда однажды застали за чтением под луной! Им сразу стало понятно, почему меня так сложно разбудить утром. Они говорили , что ночью нужно отдыхать, что глазам нужен отдых, что если читать в темноте, можно испортить зрение и даже ослепнуть…
— А вы, Мария Сергеевна? — спросил Андрей, слушавший её рассказ с открытым ртом, как и многие в классе. Мария Сергеевна была прекрасным расказчиком, и 2 «Б» всегда слушал её, затаив дыхание.
— А я им не верила. Точнее, верила, конечно. Всё-таки они были для меня непререкаемым авторитетом, мои родители. Но как-то не принимала всерьёз. Мне не верилось, что со мной что-то может случиться.
Иногда я смотрю, как вы бесстрашно скачете по партам или катаетесь на перилах, хочу поругать, но не могу. Вспоминаю, что сама была в детстве такая же. Думала, что все беды обойдут меня стороной. А беда, как всегда, пришла неожиданно. Для меня неожиданно.
Однажды утром я проснулась, открыла глаза, потянула книжку со столика, чтобы читать дальше. И вдруг поняла, что не могу. Буквы расплывались. Да так, что я могла различить лишь неровные тёмные полоски, в которые превратились строчки. Я испугалась и посмотрела в окно. Там росла рябина, и мне нравилось смотреть на её ярко-оранжевые гроздья. Но мутные разноцветные пятна совсем не были похожи на ту красавицу-рябину, которую я так любила. Я потёрла глаза руками. Мне казалось, что эту мутную пелену можно стереть, смыть водой, и я пошла умываться. По дороге наткнулась на косяк двери и больно стукнулась лбом. Долго умывалась, брызгала в глаза водой, но это тоже не помогло.
Я закричала. Мне было страшно. Прибежали родители. Я сказала им, что у меня что-то с глазами. Мама начала громко кричать на меня. Она говорила, что я добилась своего, что это всё мои ночные чтения… А папа тихо положил руку ей на плечо, чтобы она замолчала. Потом обнял меня и стал гладить по голове.
— А что было потом? — снова не выдержал Андрей.
— Потом всё стало совсем плохо. Через неделю я уже не могла разглядеть пальцы на своей руке. А еще через некоторое время весь мир стал неразличимой серой пеленой… Родители мотались со мной по врачам, но никто ничего не мог сделать. Все разводили руками, назначали какие-то таблетки, уколы… Но мне ничего не помогало. Это был самый страшный период в моей жизни. Из веселой маленькой девочки я превратилась в беспомощное существо. Мне пришлось заново учиться жить в мире, где не было света. Для меня не было. Я потеряла свой свет, когда училась во втором классе.
Потом было много слёз. Родители не могли смириться и продолжали таскать меня по врачам. Им говорили, что такая форма глаукомы, как у меня, не лечится, и что нужно адаптировать меня к жизни. Помню, как сердилась на это слово - «адаптировать». Сейчас уже не помню, что в нём меня так злило.
Меня стали водить в школу для слабовидящих. Там я заново научилась читать.
— А как? — удивилась Лиза. — Ведь вы же…
— Да, я ничего не видела. Поэтому научилась читать так, как читают слепые — пальцами по азбуке Брайля. Буквы в ней не такие, как в обычном алфавите, они состоят из выпуклых точек на бумаге. Точки располагаются в два столбца. Из их сочетаний и получаются буквы. Я научилась читать очень быстро. Мне так хотелось вернуться к своему любимому занятию, к героям книг. И тут меня настигло ещё одно разочарование. Оказалось, что книг, напечатанных шрифтом Брайля, совсем мало.
Наверное, я так и прожила бы всю жизнь во мраке, если бы мой папа не услышал о профессоре Ерошевском, который работал в Самаре. Меня повели к нему на приём, он осмотрел меня и сказал: «Здесь нужна операция!». Мама заплакала, а папа спросил: «Она будет видеть?» «Обязательно»,— ответил Тихон Иванович.
Мне сделали операцию. Несколько дней я ходила с повязкой на глазах. Открывать их сначала было больно, а потом страшно. «А вдруг я открою их и ничего не увижу?» — думала я. И вот в один прекрасный день ко мне пришёл профессор Ерошевский — я узнавала его по голосу и даже по звуку шагов — и спросил: «Ну, Маша, ты готова снова видеть?». Потом, так и не дождавшись моего ответа, попросил медсестру снять повязку. Я затаила дыхание в ожидании… А потом… открыла глаза и… увидела!
Я заплакала, обняла профессора. Рядом стояла мама. Она тоже плакала и благодарила Тихона Ивановича.
Мария Сергеевна замолчала. Некоторое время в классе было тихо. Но пауза оказалась недолгой.
— Мария Сергеевна, так получается, что читать — вредно? — спросила фальшивая отличница Саша.
— Нет, Саша. Читать — не вредно. Вредно перегружать глаза, как это делала я. А вы сейчас со всеми этими телевизорами, компьютерами, планшетами и телефонами так мучаете ваши глаза, что мне становится за вас страшно. Посмотрите на четвёртый-пятый класс! Там по полкласса в очках. И если бы только в пятом. В первый класс приходят, и полкласса нужно сажать на первые парты. Где я столько первых парт возьму? У меня их только три. А родители ваши справки приносят и ругаются…
— Мария Сергеевна, так это в честь профессора Ерошевского улицу назвали? — прервал её ворчание Джек.
— Да, Логинов. И улицу и больницу. Тихон Иванович Ерошевский был великим человеком. Его знали не только у нас в стране, но и во всём мире. Он был одним из лучших глазных хирургов, оставил множество учеников, написал несколько учебников. Его методика была настолько новой и необычной, что поначалу в успех его операций никто не верил. Пока он не стал возвращать людям зрение — одному за другим. Только когда к нему стали проситься в ученики знаменитые иностранные офтальмологи, его официально признали.
Прозвенел звонок. Мария Сергеевна подняла палец вверх.
— Звонок для учителя. Мы отвлеклись и ничего не успели. Поэтому запишите домашнее задание…
На перемену Джек не пошёл. Он слушал рассказ инфосферы о Тихоне Ерошевском, евразийском Старшем Операторе, который спасал людей от слепоты. Оказалось, что ещё при рождении Ерошевский получил выдающиеся способности. Этому способствовали необычные обстоятельства его появления на свет: он родился в лодке посередине Волги, в районе Жигулёвской излучины, известного места силы.
Место силы,— пояснила инфосфера,— это географическая зона, которая обладает значимыми для людей энергетическими полями. Когда человек попадает в такое место в ключевые моменты своей жизни, он приобретает новые свойства, качества, недоступные для других людей. Тихон Ерошевский стал Целителем — получил способность лечить людей. Вместе с даром целительства он получил и высокую духовность. По сути, он родился готовым Оператором. Но стал им в шестнадцать. Тогда он и принял решение учиться на врача, он понял, что лечить людей — его предназначение.
В жизни Ерошевского было много открытий. Многие из них стали возможны благодаря доступу к информации. Его способности позволили обобщить эту бездну знаний и использовать их на благо. Он часто опережал своё время. Коллеги называли это научным предвидением.
В 1984 году началась мощнейшая атака на равновесие. Пытаясь отразить её, Тихон Иванович истратил все свои жизненные ресурсы. Атака была отражена, равновесие восстановлено, но спасти его, к сожалению не удалось. С того времени уже сменилось шестеро Старших Операторов по Евразии, но никто из них не справлялся с возникающими задачами так, как Ерошевский.
«Их что, выгоняли?» — спросил Джек.
«Нет. Старшие Операторы, как сапёры, ошибаются только один раз» — ответила инфосфера.
«Сапёры?»
«Военные, которые обезвреживают мины и бомбы. Если они ошибаются, бомба взрывается, и они погибают…»
«И они ошиблись?»
«Да. Бросились в одиночку спасать мир. А силы были неравными. Героизм — это красиво только на бумаге. В реальности же их гибель привела к тому, что сейчас равновесие давно нарушено и мир катится в сторону негатива. Ты, конечно, не замечаешь, что почти все новостные сюжеты по телевизору и в газетах содержат негатив. Они пугают и угрожают, заставляют людей бояться, стимулируют выработку отрицательной, разрушительной энергетики. Люди становятся нервными, злыми. Уязвимыми для внедрения вортексов.»
«Но ведь они хотели как лучше, разве нет?»
«Они повели себя слишком по-человечески. Вместо того, чтобы обдумать ситуацию и разработать план, собрать ресурсы для отражения атаки и нормализации обстановки, решили, что справятся в одиночку. В результате целый континент остался без Старшего Оператора и Координатору пришлось в спешном порядке обучать кого-то из Операторов ему на замену. А это не так просто и не так быстро, как ты уже успел заметить.»
Комментариев нет:
Отправить комментарий
Примечание. Отправлять комментарии могут только участники этого блога.